Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 78

– Это кафе, где мы сидели, оно же в двух шагах от Гнездниковского! Для маньяка ты удивительно застенчив, – отсмеявшись, заключила моя жертва. – Наверное, ты какой-то особо опасный маньяк.

Я восхищенно киваю (сейчас я готов согласиться с чем угодно) и выскакиваю на проезжую часть, отчаянно размахивая рукой, словно этот призывный жест способен породить зеленый огонек такси в глубине совершенно пустой улицы. Она думала, что мы идем ко мне, и не возражала – это не просто хорошо, это слишком хорошо, это настолько прекрасно, что у меня нет ни малейшего шанса сохранить вменяемость. Поэтому, когда Маша говорит, что машину ждать не нужно, до Гнездниковского переулка мы отсюда за четверть часа пешком доберемся, я лишь взираю на нее безумными очами да киваю, как китайский болванчик, но рукой по-прежнему размахиваю, ибо не понимаю уже человеческой речи, и вообще ничего не понимаю, кроме одного-единственного факта: таким счастливым я еще никогда не был, и вот, оказывается, как оно происходит, а я-то, бездарь, двадцать семь лет на свете прожил и не догадывался даже.

– Можно я не буду ничего о себе рассказывать?

– Совсем ничего?

– Ага. Совсем. Ни фамилии, ни адреса тебе не скажу. И про работу ни слова, и про родственников, а? Не буду информировать тебя, где училась, как зарабатываю на жизнь, с кем дружу, где провела прошлый отпуск… ну, что там еще все друг другу о себе рассказывают? Я не хочу тратить на это слова. Можно я буду девушка без адреса и биографии?

– Странный вопрос. Не захочешь – не скажешь. Пыточную камеру я тут пока не успел оборудовать… А почему ты не хочешь рассказывать? Ты – Мата Хари? И сейчас нас снимают телекамеры всех спецслужб мира? Что ж, надеюсь, тебе не придется краснеть перед коллегами: я очень фотогеничный.

Она тихо смеется, уткнувшись носом в мое плечо. Минуло всего-то полчаса с тех пор, как мы переступили порог моей квартиры (больше всего я боялся заблудиться на радостях где-нибудь в соседнем дворе, но бог миловал). Я только-только успел убедиться, что мы действительно словно бы специально созданы друг для друга, и ни единая телесная подробность не нарушает сей отрадный факт, а это, к слову сказать, редкость: вечно найдется какая-нибудь мелочь, которая раздражает, причиняет неудобство, не дает телу расслабиться, а душе – отлететь. И в итоге заставляет думать, что «настоящая» страсть придет когда-нибудь потом, позже, а сейчас – ничего не попишешь, незначительный эпизод… Но теперь все не так. По отдельности и я, и моя чудесная находка, вероятно, не представляем собой ничего из ряда вон выходящего, но вместе мы – уникальный случай, идеальная пара, высокий образец для начинающего демиурга.

«Все это слишком замечательно, чтобы иметь продолжение», – думаю я, поскольку с детства приучен к мысли, что все хорошее быстро заканчивается, воскресенье – самый короткий день недели, праздников катастрофически меньше, чем будних дней, и вообще, «делу – время, потехе – час», кошмар!

Торопливо возношу безмолвные, но отчаянные молитвы всем дежурным богам: пусть утро не наступает никогда. Пусть всегда будет темно, пусть стрелки часов навеки застынут в нынешней благословенной позиции: маленькая подползает к четверке, большая замерла между восьмеркой и девяткой. Без четверти четыре. Почти. Лучшее время лучших в моей жизни суток. Пусть так будет всегда. Готов дать подписку, что согласен застрять в этом здесь-и-сейчас, добровольно увязнуть в клейкой струйке времени, подобно моим предшественницам, древним мошкам, обладательницам янтарных саркофагов.

– Если бы я была Мата Хари, – говорит тем временем Маша, – я бы с удовольствием выболтала тебе все свои секреты. В том-то и дело, что никаких секретов у меня нет. Только информация, пригодная разве что для заполнения анкет. А зачем тебе моя анкета? Ты уже принял меня в свою жизнь на должность прекрасной незнакомки, и твой отдел кадров не затребовал моих документов. Поздно, проехали.

– Если ты тут останешься, анкета и правда ни к чему. Но если завтра ты вспомнишь, что тебе нужно идти на работу… Или, еще хуже, в какое-нибудь неведомое «домой». И как я буду тебя искать без анкетных-то данных?

– Завтра мне никуда не нужно идти. Тебе, надеюсь, тоже. Завтра суббота.

– Это меняет дело.

Вот теперь стрелки часов могут продолжить движение. Действительно ведь суббота. Этому week-у настал полный end. Как же вовремя!

– Тебе не придется меня искать, – продолжает Маша. – Просто дай мне ключ, и я буду приходить сюда когда вздумается. Возможно, каждый день. Вполне, знаешь ли, возможно: мне тут пока нравится… Если тебе надоест мое постоянство, сменишь замок, только и всего. Гораздо лучше, чем выяснять отношения, правда? При таком раскладе тебе мои анкетные данные не понадобятся. И я могу ничего не рассказывать. Что и требовалось доказать.

– Для тебя это так важно: ничего о себе не рассказывать?

– Очень важно. Ты представить себе не можешь, до какой степени.

– Тогда мои пожелания не имеют значения. Не нужно, не рассказывай. Пусть все будет, как ты хочешь. До сегодняшнего дня все всегда происходило по моему сценарию, и это не сделало меня счастливым… Но почему важно? Или это тоже тайна?

– Нет, что ты. Хотя, если бы ты сам не вел себя сегодня как псих – и правильно делал! – я бы постеснялась. Но тебе, наверное, можно такие вещи объяснять…

– Мне все можно, – подтверждаю с удовольствием. – Объясняй мне такие вещи.

– Давным-давно, – нахмурившись, начинает она, – в некотором царстве, в некотором государстве жила-была девочка Маша. И все у этой девочки Маши было в полном порядке. Все как у людей. Всегда. Изо дня в день… Но имелось у девочки Маши то ли апокрифическое шило в одном месте, то ли некая доброкачественная опухоль в правом полушарии, то ли просто генетическое завихрение в хромосомах – бог весть! Была она зело мечтательна, как это у нас, хороших девочек Маш, принято. Хотелось ей, знаешь ли, не то неба в алмазах, не то большой и светлой любви, не то натереться мазью из белладонны и на метле над Плющихой хоть разочек пролететь: вж-ж-жик! А лучше и то, и другое, и третье сразу, и можно без хлеба, ибо он всему голова, а голова в таком деле – помеха… Дай мне воды какой-нибудь мокрой, а то я сейчас разревусь от полноты чувств.