– Раиса Адольфовна, ну зачем вы надо мной смеетесь? – взмолился книгопродавец. – Хотите уволить – увольняйте. А изгаляться зачем?
– До этого пока не дошло, – спокойно ответствует брюнетка, и я начинаю понимать, что их связывают какие-то драматические производственные отношения. – Я пока не решила, увольнять тебя или нет. Вот пусть молодой человек погадает, все само и решится. Давайте, что же вы! – последняя реплика обращена уже ко мне.
Пожав плечами, беру томик Чехова из подписных изданий. Демонстративно зажмуриваюсь, открываю книгу, снова тычу наугад перстом. Открываю глаза.
– «Читать ты не умеешь, а воровать умеешь. Что ж, и то слава богу. Знания за плечами не носить. А давно ты воровать начал?»
Я в шоке, книготорговец – и подавно в шоке. Кармен, она же Раиса Адольфовна, ржет, аки небесная кобылица: громко, заливисто, но не без хрустальных обертонов, то и дело взрывающих ровный поток мощного звука.
– Суки, – говорит нам обиженный продавец. Голос у него при этом тоненький, жалобный, того гляди заплачет. – Падлы, мудачье голимое. Да идите вы на хер! «Воровать»! Украдешь тут, блин… За копейки… зимой… на жаре… блядища жирная… лимитчица, ебанарот…
От избытка чувств он умолкает, выходит из-за лотка и почти мгновенно исчезает. На улице Горького исчезнуть – плевое дело. Надо лишь шагать в едином ритме с прочими пешеходами, и тогда очень быстро становишься частью толпы, а это даже круче, чем быть невидимкой.
– Ну вы даете! – отсмеявшись, говорит моя Кармен. – Ваш способ гадать – это нечто. Я Василия давно раскусила, да за руку поймать все недосуг было. А теперь он сам ушел. Ну и слава богу…
– Так это ваш лоток? – спрашиваю.
– Ну да. Этот и еще два десятка книжных лотков по всей Москве, – гордо подтверждает она. – Торгуем новыми изданиями и на комиссию книги берем…
– Круто, – констатирую.
– Да нет, не то чтобы так уж круто. Но жить можно… Слушайте, а вот теперь вы мне погадайте. То есть просто задайте вопрос: кто я такая. Очень интересно, что получится.
Дурное дело нехитрое. Беру следующую книгу. Куприн. Эк меня на классику потянуло!
– Вот… Ох, по-моему, я устал. Тут ерунда какая-то открылась…
– Вы читайте, а не комментируйте, – нетерпеливо требует моя новая знакомая.
– Слушаю и повинуюсь: «Я не знаю и не могу сказать, обладала ли Олеся и половиной тех секретов, о которых говорила с такой наивной верой, но то, чему я сам бывал нередко свидетелем, вселило в меня непоколебимое убеждение, что Олесе были доступны те бессознательные, инстинктивные, туманные, добытые случайным опытом, странные знания, которые, опередив точную науку на целые столетия, живут, перемешавшись со смешными и дикими поверьями, в темной, замкнутой народной массе, передаваясь как величайшая тайна из поколения в поколение». Конец абзаца.
– «Ерунда», говорите? Ну, считайте пока, что и правда ерунда, – усмехается Раиса Адольфовна.
Теперь она смотрит на меня с нескрываемым любопытством. Кажется, даже восхищение можно обнаружить в ее темном взоре, и я понимаю, что снова попал в самую точку. Вероятно, мадам недавно открыла в себе какие-нибудь модные экстрасенсорные способности, или же на картах гадать научилась, или еще что-то в таком духе – для женщины такого типа это, по-моему, совершенно нормальное явление. И вот теперь из наших с Куприным уст она словно бы лицензию получила… Я понимаю, что сейчас из нее веревки вить можно, причем продолжаться этот плодотворный период будет недолго: не тот, кажется, у леди характер, чтобы годами лелеять в сердце чувство благодарности к «таинственному незнакомцу». Полчаса полелеет – и ладно.
– Когда вы со мной заговорили, я как раз искал ответ на вопрос: «Как жить дальше?» И получил совет «Начать прямо сейчас». Получается, что я должен попроситься к вам на службу. Вы ведь, кажется, остались без одного работника?
– Вы хотите продавать книги с лотка? – Она ошарашена.
– Хочу? Да нет, не хочу. Но в последнее время я не раз убеждался, что некоторыми советами пренебрегать не следует. А мне было четко сказано: «Начинаем». И тут вы со мной заговорили. Одно к одному…
– Понимаю, – серьезно кивает Раиса Адольфовна. – Что ж, если вас не пугает перспектива заниматься столь неквалифицированным и неблагодарным трудом… Учтите: заработать тут много не получится.
– Ну, – говорю неуверенно, – лишь бы на оплату жилья хватило… А хватит?
– А, вы ведь не москвич, – с некоторым даже облегчением говорит она.
– Я – не он. Это меняет дело?
Про себя я уже смирился с мыслью, что меня сейчас пошлют. «Не москвич» – это, очевидно, что-то вроде инвалидности или беременности, такие работодателям ни к чему.
– Да, меняет, – подтверждает она. И неожиданно заговорщически мне подмигивает: – Причем к лучшему. Я и сама из Киева. И не раз убеждалась, что местных на работу лучше не брать. Толковые и без меня устраиваются как-то, а прочие… ну, вы сами одного из них видели.
– Вот оно как, – я расплываюсь в улыбке.
– Тогда помогите мне собрать книги, – решительно заключает она. – Складывайте их в коробки… ага, правильно, коробки стоят под лотком. Как вас зовут-то?
– Макс.
– Это вы «Максима» так обкусали или «Максимилиана»?
– Ну уж! Какой из меня «Максимилиан»…
– Почему нет? У меня папу вообще Адольфо зовут. Не Адольф, а именно Адольфо. Он испанец наполовину: дедушка был из тех испанских детишек, которых к нам в тридцатые привезли…
– Это очень заметно, – улыбаюсь.
– Заметно не «это», а совсем другое: у меня бабка, мамина мама, цыганка.