– Это ты положение солнца в момент рождения имеешь в виду. А зачали тебя, когда солнце находилось именно в знаке Близнецов, причем где-то во второй декаде, гарантирую. Можешь допросить своих родителей, если сомневаешься… Дата зачатия, прими к сведению, гораздо важнее.
– Вот как? – вежливо удивился я. – Впервые слышу такую теорию…
– Все, что ты здесь слышишь, ты слышишь впервые, – отрезала она. – А теперь давай-ка, запутай этот клубок.
– Как я должен его запутать?
– Да как хочешь, так и запутывай. Можешь постараться, чтобы я распутать не смогла, а можешь не стараться. Можешь всю нитку размотать и узлами завязать, а можешь только кончик. Как тебе больше нравится.
– Это такой способ гадать? – изумился я.
– Это такой способ познакомиться. Гадать я тебе не стану, сказала ведь уже. Не предскажу я тебе ни казенного дома, ни даму мечей на сердце, ни бубнового интереса на северо-западном склоне горы Фудзи. Давай, давай, запутывай. Хулы не будет, – и она вдруг заговорщически подмигнула мне и звонко рассмеялась.
Я растаял. Кажется, меня записали в «свои»; сочли достойным собеседником, в обществе которого можно пыль в глаза не пускать и даже над «делом жизни» посмеяться снисходительно: дескать, мы-то с тобой понимаем, что все фигня, кроме пчел, да и пчелы – тоже фигня, но мы никому об этом не скажем, потому что люди делятся на тех, кто ничего не понимает и тех, кто не понимает ни-че-го! И еще есть мы с тобой, единственные исключения из этого скорбного правила – примерно так как-то.
В ту пору я как раз стремился если не стать, то хотя бы прослыть исключением из всех мыслимых правил и потому весьма высоко ценил любой намек на приглашение выступить в этой роли. Следовательно, купить меня с потрохами можно было недорого. Ольге и стараться-то особо не пришлось: достаточно было одной заговорщической ужимки, остальное я дофантазировал самостоятельно.
(От др. – инд. а-diti – «несвязанность», «безграничность»), в древнеиндийской мифологии женское божество, мать богов…
Нитку я послушно запутал. Надо, значит надо.
Поначалу чего я только с нею не творил. Но занятие это быстро мне наскучило; врожденное упрямство, однако, требовало, чтобы я не бросал дело на середине. Я и не бросил, но действовать решил не по вдохновению, а с максимальной эффективностью. Распустил остаток клубка, поспешно завязал с десяток узлов по всей длине нитки, собирая ее таким образом, что каждый узел становился основанием для нескольких петель разной длины: я быстро сообразил, что этот способ помогает мне всякий раз сокращать длину нитки на несколько метров, завязывая всего один узелок. Работа спорилась, через пару минут все было готово. Самый заковыристый узел я приберег напоследок. Затянул его потуже, а кончик нитки старательно растрепал на отдельные волоконца и распушил. Симпатичная такая кисточка получилась, ею бы в носу прикорнувшего после очередной битвы с портвейном ближнего пощекотать – самое милое дело!
– Ой, как все непросто! – ухмыльнулась гадалка. И добавила неожиданно драматическим тоном: – Вот сейчас я вижу тебя как на ладони. Большинство человеческих судеб похоже на партию в шахматы… Но ты ведь не играешь в шахматы? Не должен бы.
– Не играю. Несколько раз пробовал научиться, но то ли с учителями не везло, то ли сам дурак…
– Одно другому не мешает. Ты не способен к этой игре уже потому, что твоя судьба на нее совсем не похожа. Невозможно рассчитывать на несколько ходов вперед, нельзя заблаговременно принять меры и насладиться заслуженным успехом, зато и за ошибки платить не придется… по крайней мере, не всегда. Причинно-следственные связи в твоей судьбе – не то вовсе не существуют, не то возникают лишь для того, чтобы сразу же оборваться. Да, странно… А знаешь, какая игра – твоя? Нарды. Причем ты любишь «длинные нарды» и терпеть не можешь Вackgammon… хотя судьба нередко принуждает тебя именно к этой игре. В таких случаях ты злишься и нервничаешь: вышибать шашки противника – это не для тебя. Ты не хочешь ни убивать, ни быть убитым; потому ты отдыхаешь душой, играя в «длинные нарды» – а ведь на прочих эта игра навевает скуку! Ты же блаженствуешь: инстинкт велит тебе просто идти домой, хотя вряд ли ты представляешь себе, что это за место такое – твой «дом». И не представишь, пока не придешь… Но вот еще что важно: прежде чем сделать очередной шаг, ты медлишь, отводишь глаза от собственных отражений, нетерпеливо мнущихся по ту сторону зеркал, и кидаешь кубики – испытываешь удачу. А обнаружив, что не так уж она велика, поднимаешь глаза к небу и просишь… впрочем, нет, не просишь, требуешь помощи. К слову сказать, не так уж ты корыстен, просто помощь свыше для тебя – единственный шанс уверовать, что там, «наверху», происходит нечто более любопытное, чем движение атмосферных потоков. Ведь так?
Олла говорила правду. Я действительно был заядлым игроком в нарды, не только страстным, но и весьма умелым; да и описанный ею способ бытия подходил мне более прочих. Она меня раскусила. Это доставило мне удовольствие особого рода: наверное, так наслаждается книга, попавшая в руки внимательного читателя. Оказывается, приятно, когда тебя читают; не знаю уж, почему, но это так. Однако вместо того, чтобы растаять, распахнуть сердце и смиренно внимать откровениям мудрой пророчицы, я по привычке тут же отыскал подходящее возражение.
– Значит, я просто «иду домой»? Странное дело, до сих пор я только тем и занимался, что уходил из всяческих домов. Сначала от родителей, потом… – на этом месте я осекся, поскольку понял, что отчет о прочих домах, из которых я уходил после того, как окончательно закрыл за собой дверь родительского дома и аккуратно сжег немногочисленные мосты, будет здесь не слишком уместен. И поспешно скомкал автобиографический монолог: – В общем, откуда я только не уходил! Колобок какой-то просто…